жанр - гет, флафф. АУ
пейринг - Тилль/неизвестная фанатка
рейтинг - нулевой
дисклеймер - коряво, но писалось на работе, да и по гету я не особо
Финансовый кризис – это жопа. Не тот пиздец, что наступает для работяг, зарабатывающих по полторы штуки евро в месяц – нет, о таких печется государство, а та самая жопа, что не дает платить налог за вторую виллу на канарах, не позволяет купить новый Ягуар, напрочь разоряет владельцев зоопарков на радость «зеленым», не дает купить домик для сестры матери и отправить младшую племянницу на учебу в Англию. А когда ты привык быть для семьи и друзей царем и богом, ответственным не только за богатства духовные, но и самые что ни есть материальные, то резко давшая по голове необходимость урезать хоть и разумные, но порой весьма немалые расходы воспринимается как посягательство на собственную невъебенную грандиозную личность.
Намек был тонким и прозрачным, но оченно недвусмысленным – в придачу к невесте Тилль получит настолько круглую сумму, что ее, пожалуй, можно назвать даже сферической, намекая на ее космические масштабы. Подписывая брачный контракт, он обратил внимание на два факта, один из которых ему весьма импонировал, а второй слегка напряг – контракт подписывался сроком 5 лет, после чего подлежал пересмотру и продлению – Тилль решил, что в любом случае он наварит с «невестиного» капитала за пять лет столько, что хватит до конца жизни. Второй пункт отличался туманностью формулировки – невеста могла подать на расторжение брака за «неподобающее обращение». Что входило в это определение – сказать было сложно, да и в любом случае, несмотря на обилие разводов и жен, плохое обращение с женщинами не входило в широкий спектр умений Тилля. Ну, разве что сами напросятся.
К шестнадцатилетней девочке с горящими от восторга глазами он готов не был. Понятное дело, он привык к таким безымянным девчушкам, облеплявшим его после концертов или во время афтерпатей, но ни проблеска интереса они в нем не рождали – разве что глухое недоумение и легкий отцовский инстинкт – типа, а твои родители знают, что ты сейчас жмешься к чужому взрослому мужику типа как за сфотаться? Поэтому при виде малолетней невесты с нетвердой от жуткой высоты каблуков походкой, густо заштукатуренной с явным желанием казаться постарше, затянутой в корсет свадебного платья, ему резко поплохело. Борясь с желанием привычно рявкнуть «Nein!» в самый ответственный момент регистрации, Тилль все же пришел к выводу, что во всем есть свои плюсы – права качать это дите еще не научилось, так что пусть живет как хочет, с подростками он справляется, вон, двух дочек вырастил, так что все будет нормально. И все равно во время церемонии и последующего фуршета его не раз подмывало обернуться и спросить, глядя прямо /и немного вниз/ в качественно и густо размалеванную мордашку: «Девочка, тебе автограф?»
читать дальшеПосле фуршета – резиновые улыбки, фальшивые поздравления – да любой нормальный человек поймет, что что-то неладно в женитьбе сорокасемилетнего рок-музыканта и шестнадцатилетней девушки – Тилль упаковался в любимый синий халат после ванны и уютно устроился с газетой и сигарой на диване перед камином. Дите пришло в неописуемый восторг от сельского домика Тилля и поковыляло наверх в отведенную ей комнату для приведения себя в порядок. Восторг, однако, долго не продлится, ибо дите должно ходить в школу, а школа – в Берлине, так что сие является довольно основательным предлогом для раздельного проживания. Ну, он будет приезжать разок-другой в неделю, чтобы не совсем уж нарушать тот самый загадочный пункт о неподобающем обращении.
Топ-топ-топ – едва слышный топоток остановился прямо за диваном, теплые дрожащие ладошки неловко и претенциозно-шаловливо легли на его глаза. «Fuck!» - подумал бы Тилль, если бы был американцем. Так и есть – что-то прозрачное, просвечивающее, да и того немного. Хотя голые коленки, ключицы и локти можно было бы и прикрыть. Тилль здорово развеселился, представив потенциальное количество ваты для создания визуального четвертого размера у худой девчонки. Угу, на коленки забралась… Ну, держи поцелуй в щечку и спать иди. А завтра отвезу в Берлин и давай школу заканчивай. Девочка, однако, пыталась с ним поговорить о чем-то важном и интимном. Девочка была русской и, по всей видимости, считала, что знает немецкий. Тиль же отказывался идентифицировать лингвистическую принадлежность той смеси немецких, английский и русских слов, но понял одно – девочка хотела сексу… «Детка, ты же лопнешь…» Вот был бы он педофилом – другое дело. Спихнул с колен, показал внушительный волосатый кулак и подтолкнул по направлению к лестнице. Девчонка понурила голову, поплотнее запахнулась в свои невесомые тряпочки и покарабкалась по крутой сельской лестнице наверх. Часа через два, когда Тилль проходил мимо к себе в спальню, он услышал горькие, по-детски прерывистые рыдания, раздающиеся явно из-под одеяла. «Ну была бы она хотя бы лет на пять постарше,» - мысленно оправдался он перед собой.
Берлинский дом был отличным, однако дите морщилось и недовольно созерцало домашний 3D кинотеатр. Зато ее настроение чрезвычайно повысилось при виде опухшего с похмелья Риха, звучно храпящего на диване. Тилль уже приготовился ухватить ее за рукав, если вдруг попрыгает к Рихе за автографом – Рих с похмелья может дать в морду, не сильно разбираясь кто и зачем его разбудил; но дите неожиданно приняло степенный вид замужней фрау, совсем не вязавшийся с обильными веснушками на курносом носу, и продефилировало на кухню.
Суп еще можно было есть, но отбивные были засушены насмерть – их можно было использовать в качестве прокладок для железобетонных сооружений, снарядов бронебойных орудий, для вымащивания тротуаров, но никак не в пищу. Девочка, по всей видимости, вспомнила мамину мудрость, о том, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и каждый приезд готовила обед из семи-десяти блюд, по больше части несъедобных, и только железное терпение, снисходительность и понимание, что не все сразу получается, не давало Тиллю сбежать с криком ужаса из дома при виде накрытого ею стола. Тем более, что после трапезы предпринимались попытки его напоить и изнасиловать, что Тилля веселило чрезвычайно, и он, чтобы не совсем уж обижать незадачливую женушку, наскоро благодарил девочку и быстренько убегал, ссылаясь на обилие дел, тем более, что совсем не врал – дел действительно было более, чем достаточно. Совсем отказаться от этих визитов он не мог, впрочем, прописанный в контракте минимум общения мог быть легко втиснут в два коротких визита в неделю, что, однако, не позволяло полностью забыть о ходячем недоразумении с угловатыми коленками.
В этот раз он с порога почувствовал неладное. Аня держалась все так же напряженно, уморительно стараясь вести себя «как взрослая», но в осанке было что-то виноватое, да и глаза она опускала к полу чаще, чем обычно. И совсем уже перед уходом как бы вскользь обронила, что его вызывают в школу. И протянула бланк вызова. Тилль растерялся и стал вспоминать, как он бы поступил с Нелле. Сел бы, поговорил, узнал бы в чем дело, постарался бы понять, что значит «непристойное поведение». А тут, во-первых, он не родитель, рычаги воздействия отсутствуют, во-вторых, поговорить не удастся – немецкий у нее стал, понятно, получше за два месяца, но что-то сложнее «спасибо, до свидания» она вряд ли осилит. А в-третьих, да ну к черту, он еще к жене в школу по вызову не ходил! Все же пошел. Аня умудрилась подраться с каким-то парнишкой из абитуры, он ее русской проституткой обозвал – в школу Аня действительно одевалась немного... того… ярковато и маловато. И получил в нос. Тилль строго поглядывал на нее, каждый раз ежась при словах «ваша дочь», в итоге не выдержал и поправил «моя жена». Учительница – типичная костистая немка с проблемами в личной жизни – умолкла на полуслове. Тилль протянул копию свидетельства о браке, демонстративно приобнял приободрившуюся девчушку и, извинившись за ее поведение и пообещав разобраться, вышел из кабинета. Вид у Ани был очень гордый. Тиллю было смешно и как-то тошно. Разговор на тему «как не надо одеваться и вести себя» обернулся потоком слез и уверениями, что это все только для того, чтобы понравиться ему. Тилль не мог вспомнить, когда это он утверждал, что ему нравятся раскрашенные голопузые дети, но быстро понял, что поток слез не унять так просто, пришлось обнять, уткнуть сопливым носом в воротник недешевого пальто и сентиментально поглаживать по спине. Также ему была пересказана история страстной любви к нему по телевизору длиной аж в два года до того, как незнакомый человек пришел к ней, отыскав ее по нику на форуме, и предложил стать женой Тилля. Собственно, это и была единственная новая для Тилля информация – до этого он был уверен, что Аня является дочкой какого-нибудь олигарха, способного отвалить за каприз любимой доченьки сильно немаленькую сумму, выдав ее замуж за Самого Великого Тилля Линдеманна. Видать, Большой Папа просто решил сделать маленькую подлость и осложнить ему жизнь, попутно продемонстрировав свое право вершить судьбы. Впрочем, уговор есть уговор, и так или иначе мелкая дурочка все еще привязана к нему юридически и эмоционально – в одностороннем порядке.
И все было бы здорово, если бы не пунш. При всей его кажущейся мягкости в нем присутствовал немалый градус алкоголя, что и повлекло за собой последствия в общем-то предсказуемые, но от этого не менее неприятные. На официальный прием подлежало явиться вдвоем, Большой Папа прислал обязательное приглашение. Аня вела себя безупречно – плавала лебедушкой среди толпы почтенного возраста гостей, напрочь закрытое платье и минимум раскраски добавляли ей лет пять, столь необходимых для снятия морального обвинения в педофилии. Только вот после третьей кружки пунша Аня заявила, что хочет от него ребенка. «Прямо здесь?» - ехидно спросил Тилль. «Пошли в машину», скомандовала Анюта, и Тилль возблагодарил непонятно кого за то, что дело происходит во время танца, и заявления свои девчонка выдает на русском. В машине было холодно и душно, да и трахаться Тилль не собирался, надо было отвезти эту идиотку домой. Лапанья за колени он еще как-то стерпел, но на попытки залезть в штаны с непонятным намерением – он сильно сомневался, что Аня имеет опыт минета больший, чем просмотр порно – он рявкнул так, что до конца поездки он слышал испуганное икание справа. Дома потопил чуток в ванной до хотя бы частичного протрезвления, жалко было только платья.
Аня раскинулась на диване в фотогеничной позе, картинно обсыпанная таблетками, как бы невзначай просыпанными дрогнувшей в предсмертной агонии рукой. «Ты меня не любишь, мне незачем жить», гласила записка на столе. Тиль исправил окончания, кинул записку обратно на стол и закурил, терзаемый желанием собственноручно устроить этой дурочке промывание желудка и легкие телесные повреждения. Судя по количеству валяющихся рядом таблеток, потреблено было едва ли больше десятка, а еще минут пятнадцать он звонил ей и предупреждал о приезде. Вызвал скорую. Увезли. Было смешно и тошно.
«Зачем тебе старый поюзанный мужик?» - ответа этот риторический вопрос, позволяющий заподозрить Тилля в комплексе неполноценности, так и остался без ответа. Аня рассеянно улыбалась, лезла целоваться, а психиатр осуждающе смотрел на Тилля и много говорил об ответственности и сложных подростках. Тилль якобы нехотя согласился оставить девчушку в больнице на месяц. Ему нужно было еще хотя бы недели три…
Через месяц девчушку привезли домой, а Тилль подал на развод. Аня отчаянно цеплялась за него, а Тилль, чувствуя себя Калигулой и Иудой в одном лице, мысленно перебирал всех своих знакомых мужеского полу младше 25ти. Если есть возможность перестать портить друг другу жизнь, то использовать ее следует чем раньше, тем лучше, тем более, что прокрутив за это время полученные в приданое 50 миллионов пару раз через банк, Тилль сумел обеспечить себя и все свою немаленькую семью на три жизни вперед. А Аня… Нужно уметь приносить жертвы, но нельзя приносить в жертву себя. Психотерапия, новая любовь, немалые деньги, еврогражданство – сложно считать ее жертвой. А лет через десять, когда у нее хоть сиськи вырастут и прибавится мозгов и умения трахаться – там и посмотрим.